Документ предоставлен КонсультантПлюс

ОБ ЭФФЕКТИВНОСТИ АНТИКОРРУПЦИОННОГО МЕХАНИЗМА КОНТРОЛЯ

ИМУЩЕСТВЕННОГО ПОЛОЖЕНИЯ ДОЛЖНОСТНЫХ ЛИЦ <*>

О.И. БАЖЕНОВА

--------------------------------

<*> Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда (проект N 14-18-00168).

Баженова Ольга Ивановна, доцент кафедры конституционного и муниципального права юридического факультета Московского государственного университета (МГУ) имени М.В. Ломоносова, кандидат юридических наук.

На основании анализа различных обстоятельств, влияющих на действие механизма контроля имущественного положения должностных лиц, в том числе особенностей его введения, границ применения, процедуры осуществления и ответственности за выявленные нарушения, в статье дается оценка эффективности данного механизма и перспектив его дальнейшего применения в целях противодействия коррупции.

Ключевые слова: коррупция, декларирование доходов, контроль расходов, незаконное обогащение, увольнение в связи с утратой доверия.

Effectiveness of Anti-Corruption Control over Property Status of Officials

O.I. Bazhenova

Bazhenova Olga I., Assistant Professor of the Department of Constitutional and Municipal Law of the Law Faculty of the Lomonosov Moscow State University, Candidate of Legal Sciences.

Based on the analysis of various components of the control mechanism of the action property of officials the article assesses the effectiveness of the mechanism and prospects for its further use in the fight against corruption.

Key words: corruption, declaration of income, cost control, illicit enrichment, dismissal due to the loss of confidence.

Активно разрабатываемое сегодня антикоррупционное законодательство, системообразующую роль в котором выполняет Закон о противодействии коррупции <1>, предлагает комплекс мер по искоренению коррупционных явлений. Одной из них стал антикоррупционный механизм контроля имущественного положения лиц, замещающих государственные (муниципальные) должности и должности государственной (муниципальной) службы, лиц, замещающих отдельные должности в отдельных организациях с участием публично-правовых образований, их супругов и несовершеннолетних детей (далее - контроль имущественного положения должностных лиц).

--------------------------------

<1> Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. N 273-ФЗ "О противодействии коррупции" // СЗ РФ. 2008. N 52 (ч. 1). Ст. 6228. Далее - Закон о противодействии коррупции.

Использование механизма контроля имущественного положения позволяет пресечь коррупционное поведение лиц, облеченных публичной властью, обеспечить дальнейшее нераспространение коррупции в обществе, подорвав экономическую привлекательность такого поведения посредством угрозы изъятия коррупционных доходов либо их части. Насколько оправданными окажутся связанные с этим механизмом огромные общественные ожидания в искоренении коррупции зависит от различных обстоятельств, каждое из которых требует отдельного рассмотрения.

1. Особенности введения механизма контроля имущественного

положения должностных лиц

Контроль имущественного положения, включающий контроль доходов и контроль расходов в качестве своих составляющих, каждая из которых несет собственную смысловую нагрузку, информирует общество о различных аспектах материального благосостояния должностного лица, является целостным механизмом. В основу его действия положен критерий оценки соответствия произведенных расходов должностного лица и членов его семьи полученным ими доходам: превышение расходов над доходами влечет возникновение презумпции незаконного, как приобретенного в результате коррупционной деятельности, обогащения и на этом основании применение мер антикоррупционного реагирования, в том числе привлечение должностного лица к юридической ответственности. Иными словами, оптимальный антикоррупционный эффект действия антикоррупционного механизма может быть достигнут лишь при совместном использовании его обеих составляющих.

Поэтапное же введение рассматриваемого механизма в России (первый этап (с принятием Закона о противодействии коррупции) - контроль доходов должностных лиц, второй (с принятием Закона о контроле расходов) <2> - контроль их расходов) привело к неоднозначным последствиям, чем вызвало изначальное к нему общественное недоверие.

--------------------------------

<2> Федеральный закон от 3 декабря 2012 г. N 230-ФЗ "О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам" // СЗ РФ. 2012. N 50 (ч. 4). Ст. 6953. Далее - Закон о контроле расходов.

Закрепление на первом этапе обязанности декларирования доходов, впервые открывшее обществу доступ к сведениям о материальном положении должностных лиц, имело безусловно положительное антикоррупционное значение. То, что ранее укрывалось от людского глаза под сенью защиты права на частную жизнь чиновника и прикрывалось постепенно внедрявшейся в массовое сознание формулой о неприличии зависти к богатым, вдруг не только становилось открытым и доступным каждому для ознакомления, но и могло быть проверено правоохранительными органами. По словам С.Е. Нарышкина (пребывавшего на момент принятия Закона о противодействии коррупции в должности руководителя Администрации Президента России), декларирование доходов стало "психологически сдерживающим фактором для российских чиновников" <3>. Это был политический сигнал к декоррумпизации ими своей деятельности.

--------------------------------

<3> Российская газета. 2010. 8 декабря.

Вместе с тем поэтапное внедрение антикоррупционного механизма контроля решило и иную, менее явную, задачу - легализация ранее полученных (до закрепления в законе обязанности декларирования) коррупционных доходов. Сам факт предоставления и дальнейшего опубликования сведений о чиновничьих доходах, без требования подтверждения источника их происхождения, создавал необходимый легализационный эффект. Ставшая же известной информация о доходах чиновников, многократно превышающих размер их скромного денежного содержания, в большинстве случаев так и не "заинтересовала" правоохранительные органы.

Кроме того, введение обязанности декларирования доходов, распространявшееся к тому же постепенно на различные категории должностных лиц, воспринималось ими не только, а зачастую и не столько как политический сигнал к декоррумпизации, сколько как сигнал к сокрытию "нажитого непосильным трудом". Разнообразие способов сокрытия впечатляет: это и фиктивное расторжение брака, и передача "активов" родственникам, а иногда и иным лицам, с которыми чиновник пребывал в отношениях различной по характеру связи, и вложение "активов" в уставные капиталы юридических лиц, и вывод "активов" в офшорные зоны и т.д. Ставшая распространенной практика передачи бизнес-активов супруге позволяла, не скрывая сведений о размере доходов, сокрыть факт их коррупционного происхождения. Впечатляющие размеры благосостояния чиновников и их семей объявлялись заслугой предприимчивых жен, возложивших на свои хрупкие плечи задачу материального обеспечения семьи.

Произошедшая легализация коррупционных доходов укрепила в результате экономический "статус-кво" многих чиновников, топ-менеджеров государственных корпораций и т.д., открыв тем самым для них (лично (для покинувших "высокие посты") либо через членов семьи) возможности открытого - легального - участия в различных видах экономической (предпринимательской) деятельности. Добиться легитимации их экономического положения таким образом удастся вряд ли. Эта ситуация во многом напоминает процесс безудержной приватизации 90-х годов ушедшего столетия с последовавшими и оказавшимися явно неудачными попытками легитимации ее результатов. Вопрос о происхождении российского капитала начала 2000-х, равно как и вопрос о происхождении частной собственности 90-х, навсегда останется "родовым пятном" на теле российской экономической и, как результат неизбежного на нее влияния, политической системы. Для обеспечения же эффективности контроля имущественного положения потребуются немалые дополнительные усилия по возвращению доверия к нему.

2. Пределы (границы) применения механизма контроля

имущественного положения должностных лиц

Механизм контроля имущественного положения предполагает упрощенный порядок доказывания коррупционности происхождения доходов должностного лица и членов его семьи. Незаконность (коррупционность) доходов подтверждается не установлением факта совершения коррупционного деяния (преступления), а обнаруженным фактом несоответствия расходов декларируемым доходам и неспособностью должностного лица разумным образом обосновать возникшее несоответствие и имеет характер презумпции. Это предопределяет ограниченные возможности использования механизма.

В отсутствие же в российском законодательстве четких представлений о границах применения механизма довольно отчетливо наблюдается стремление общества видеть в нем панацею от всех коррупционных бед.

Контроль имущественного положения ограничен прежде всего кругом субъектов, на который он распространяется. Законодательство содержит два критерия (профессиональной принадлежности и личной связи), позволяющих определить этот круг. Однако применение каждого из этих критериев требует существенной доработки.

Основной критерий - профессиональная принадлежность охватывает весьма обширный круг должностных лиц, связанных с осуществлением государственных и муниципальных функций, и распространяется на них с момента принятия решения о замещении соответствующей должности и вплоть до прекращения службы (работы) по этой должности.

Контроль имущественного положения кандидатов на должность, ограничиваемый контролем их доходов, помимо задачи по раскрытию информации об имущественном положении кандидата, имеющей особое значение для выборных лиц, выполняет и функцию первичной точки отсчета для последующего контроля изменений материального благосостояния лица и его семьи в период пребывания на подконтрольной должности. Контроль имущественного положения лиц, замещающих подконтрольную должность, позволяет проследить изменения в материальном благосостоянии лица и его семьи в период пребывания на должности, не допустив возникновения в их доходах коррупционной составляющей. В то же время закон отказывается от контроля имущественного положения лиц, завершивших карьеру на соответствующей должности. Хотя не исключено, что накопленные за период службы коррупционные доходы лицо может начать расходовать (более активно расходовать) после прекращения службы (работы). Обязанность предоставления сведений о доходах/расходах лицами, ранее замещавшими высшие контролируемые должности, в течение последующих трех лет после увольнения могла бы минимизировать подобные риски.

Что касается перечня подконтрольных должностных лиц, то, во-первых, в него включаются лица, замещающие государственные <4> и муниципальные должности, должности государственной и муниципальной службы в органах, составляющих структуру системы публичной власти. Помимо законодательной (представительной), судебной и исполнительной власти сюда входят и органы, о месте которых в системе разделения властей до сих пор продолжаются дискуссии (прокуратура, Следственный комитет Российской Федерации, органы внешнего финансового контроля (Счетная палата Российской Федерации и контрольно-счетные органы субъектов Федерации и муниципальных образований), избирательные комиссии, Уполномоченный по правам человека, Банк России) <5>.

--------------------------------

<4> См.: Указ Президента Российской Федерации от 11 января 1995 г. N 32 "О государственных должностях Российской Федерации" // Российская газета. N 11 - 12. 1995.

<5> В силу особого правового положения Банка России должность председателя Банка является государственной должностью, должности членов совета директоров и иные подконтрольные должности не признаются ни государственными должностями, ни должностями государственной службы и замещаются в соответствии с корпоративным и трудовым законодательством.

Однако необходимой определенности в перечне категорий должностных лиц законодательство не обеспечивает. Помимо государственных должностей Российской Федерации, а также высших должностей федеральной государственной службы <6>, обладающих очевидно высокими коррупционными рисками, подконтрольными - по усмотрению федерального государственного органа - становятся должности, соответствующие предложенным Указом Президента России N 557 критериям коррупциогенности. Широта таких критериев позволила поставить под контроль абсолютное большинство государственных федеральных служащих, без учета степени их усмотрения при принятии управленческих, административно-хозяйственных решений. Аналогичная ситуация складывается и в отношении государственных служащих субъектов Федерации, а также муниципальных служащих.

--------------------------------

<6> Указ Президента Российской Федерации от 18 мая 2009 г. N 557 "Об утверждении Перечня должностей федеральной государственной службы, при замещении которых федеральные государственные служащие обязаны представлять сведения о своих доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера, а также сведения о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера своих супруги (супруга) и несовершеннолетних детей" // СЗ РФ. 2009. N 21. Ст. 2542.

При излишней широте перечня подконтрольных государственных и муниципальных служащих провести полноценную проверку представляемых ими сведений о доходах/расходах практически невозможно. Борьба с коррупцией перерастает в кампанейщину. Не менее серьезной оказывается и другая опасность - использование антикоррупционного контроля в качестве дисциплинирующего инструмента, удерживающего государственных и муниципальных служащих в состоянии постоянного страха утраты рабочего места за нарушения антикоррупционных требований. Здесь недалеко и до превращения контроля в репрессивный механизм "расправы" с неугодными служащими. Кроме того, сплошной контроль государственных и муниципальных служащих, без учета реальной степени коррупциогенности замещаемой ими должности, отвлекает внимание общества и силы правоохранительных органов от борьбы с коррупцией в высших эшелонах власти. А ведь искоренение коррупции именно на этом уровне может стать одним из наиболее эффективных способов борьбы с ней в целом.

Во-вторых, по критерию профессиональной принадлежности под контролем оказываются отдельные организации с участием публично-правовых образований, осуществляющих отдельные государственные и муниципальные функции, многие из которых выступают получателями значительных бюджетных средств. На сегодняшний день к ним относятся: организации, создаваемые Российской Федерацией на основании федеральных законов (в том числе государственные корпорации), учреждаемые для выполнения поставленных перед Правительством Российской Федерации <7>, федеральными государственными органами задач <8>, а также государственные и муниципальные учреждения в части декларирования доходов. Как правило, контроль в таких организациях распространяется на руководителя, его заместителей, а также главного бухгалтера таких организаций, в отношении государственных и муниципальных учреждений - на их руководителя.

--------------------------------

<7> Постановление Правительства Российской Федерации от 22 июля 2013 г. N 613 "О представлении гражданами, претендующими на замещение должностей в организациях, созданных для выполнения задач, поставленных перед Правительством Российской Федерации, и работниками, замещающими должности в этих организациях, сведений о доходах, расходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера, проверке достоверности и полноты представляемых сведений и соблюдения работниками требований к служебному поведению" // СЗ РФ. 2013. N 30 (ч. II). Ст. 4121.

<8> Перечень таких организаций утверждается каждым федеральным государственным органом самостоятельно.

Антикоррупционная подконтрольность организаций с публичным участием, выступающих получателями, заслуживает безусловной поддержки. Помимо учреждений с социально значимыми функциями (крупнейшие образовательные, научно-исследовательские учреждения), подконтрольными оказываются организации, осуществляющие отдельные функции в области экономики. Многочисленный - хотя и далеко не исчерпывающий - список таких организаций довольно отчетливо отражает современный интервенционистский и бюджетоориентированный характер государственной экономической политики. Осуществляя через деятельность организаций с государственным участием широчайшую экспансию во многие сферы экономической жизни, государство передает им огромные бюджетные ресурсы, от эффективного расходования и распределения ("освоения") которых оказывается зависимым состояние той или иной отрасли экономики в целом.

Однако в отсутствие четких критериев отбора подконтрольных организаций полнота и обоснованность перечня вызывают сомнения. Объяснить, по каким причинам закон не распространяет требование антикоррупционного контроля на организации с региональным и муниципальным участием (исключение: частичный контроль государственных и муниципальных учреждений) либо не предоставляет субъектам Федерации и муниципальным образованиям право самостоятельно установить такой перечень на основании законодательных критериев, невозможно. Без разумного объяснения из-под действия антикоррупционного механизма выведены многие акционерные общества, в том числе выполняющие государственно значимую задачу управления особыми экономическими зонами (исключение: АО "Курорты Северного Кавказа"), территориями опережающего развития, управляющая компания, обеспечивающая функционирование инновационного центра "Сколково". Известно, что объем направляемых в эти организации бюджетных средств, а также их влияние на развитие определенной отрасли экономики на соответствующей территории огромны. Наконец, из-под внимания законодателя ушли и организации с участием частных - физических и юридических - лиц, пусть и не являющиеся бюджетополучателями, но принявшие на себя немалую долю забот об осуществлении отдельных государственных функций (например, экспертиза, техосмотр, сертификация, охрана труда и т.д.), каждая из которых обладает довольно высокой степенью коррупциогенности.

Немалые сложности вызывает и использование критерия личного статуса контролируемого должностного лица, призванного не допустить использования должностным лицом семейных и иных родственных связей в целях сокрытия коррупционных доходов.

Требование о представлении членами семьи сведений о доходах/расходах опирается на узкое понятие семьи, включающее помимо самого должностного лица его супругу (супруга) и несовершеннолетних детей. С одной стороны, основание для этого кроется в самом понимании семьи как нераздельного целого с характерными признаками ведения общего хозяйства, общей "инфраструктурой" для жизни, общими жизненными интересами. Без угрозы утраты или публичной огласки коррупционные доходы должностного лица или приобретаемые на них вещи могут передаваться и перераспределяться между членами семьи, оставаясь при этом в семейном бюджете (презумпция "единого кошелька"). Закрепляемый за кем-либо из них титул собственника либо иного законного владельца "очищает" коррупционные доходы от их незаконного - коррупционного - происхождения.

Безусловно, фактический состав семьи должностного лица, а значит, и каналы сокрытия и легализации коррупционных доходов могут быть гораздо шире. Сюда включаются совершеннолетние дети, родители должностного лица либо родители его супруги (супруга). Для этих же целей могут использоваться и связи с иными (близкими и дальними) родственниками. Чем выше должность, а вместе с ней и коррупционные возможности должностного лица, тем шире состав семьи?.. Однако из этого не следует однозначного вывода о распространении механизма контроля на более широкий круг членов семьи. Опора законодателя на узкое понятие семьи позволяет установить антикоррупционный контроль за таким кругом близких лиц, связь с которыми с наиболее высокой степенью вероятности может быть использована должностным лицом в целях сокрытия и легализации полученных им коррупционных доходов.

С другой стороны, распространение механизма контроля на семью в ее узком понимании обусловлено и поиском критерия формальной определимости понятия семьи, каковым выступает зарегистрированный в соответствии с семейным законодательством брак (гражданский брак).

Вместе с тем гражданский брак не является ни единственной, ни обязательной предпосылкой возникновения семьи как социального факта. Семейный союз, основанный на институте гражданского брака, может быть заменен (а не только дополнен) семейным союзом, освященным по религиозным канонам, либо союзом, основанным на чувстве любви, отношениях доверия и взаимной ответственности, скрепляемом рождением общих детей (так называемое сожительство). В рамках семьи, основанной на церковном браке либо отношениях сожительства, возникают те же каналы легализации коррупционных доходов, что и в рамках семьи, основанной на гражданском браке. Однако в отсутствие формально определимых признаков понятия семьи в указанных случаях требовать от членов семьи декларирования доходов/расходов оказывается невозможно.

Ярким примером использования различий в понятии семьи предположительно в целях сокрытия либо легализации коррупционных доходов является прокатившаяся по стране волна многочисленных фиктивных расторжений браков депутатов, чиновников. Так, по словам В. Соловьева, заместителя председателя Комитета по конституционному законодательству Государственной Думы Российской Федерации (VI созыв), с того момента, когда депутатов обязали подавать декларацию о доходах в Госдуме, 102 депутата развелись со своими женами. До этого разводов практически не было (в Госдуме V созыва - 7 разводов). Тенденцию фиктивных разводов чиновников, приспособившихся тем самым к антикоррупционным требованиям, подтверждает К. Кабанов (председатель Национального антикоррупционного комитета) <9>.

--------------------------------

<9> Бывших не бывает // Российская газета. 7 июня 2016 г.; За жену ответишь. Чиновникам предлагают отчитываться за бывших супругов // Аргументы и факты. 16 мая 2016 г.

Опора законодателя на понятие семьи, отождествляемой с формально-юридическим понятием брака, вызывает и иные сложности. Так, представление сведений о доходах/расходах - это обязанность не супругов и тем более не несовершеннолетних детей, а самого должностного лица. Соответственно, и все риски непредставления либо представления неполной или недостоверной информации супругой (супругом) возлагаются на должностное лицо, хотя вызваны они могут быть отказом супруги (супруга) представить информацию. Причины такого отказа могут быть различными: семейная ссора, стремление утаить от супруга (супруги) размер своих доходов, раздельное проживание супругов и т.д. Получение сведений о доходах несовершеннолетних детей осложняется (особенно для должностных лиц - мужчин) после расторжения брака.

Наличие обозначенных сложностей не предполагает отказа от критерия личного статуса контролируемого должностного лица, а требует их учета при реализации механизма контроля имущественного положения. Факты использования широких родственных и иных связей, института церковного брака или сожительства в качестве каналов легализации/сокрытия коррупционных доходов могут быть обнаружены на этапе проверки полноты и достоверности представленных должностным лицом сведений о доходах/расходах, что влечет за собой применение соответствующих мер юридической ответственности. Кроме того, для пресечения использования должностными лицами указанных каналов легализации могут использоваться иные меры противодействия коррупции.

Помимо круга субъектов действие антикоррупционного механизма ограничено и перечнем подпадающих под контроль объектов.

Декларированию в рамках контроля доходов (в части принадлежащего должностному лицу и членам его семьи имущества) и контроля расходов подлежит определенный перечень объектов: недвижимое имущество, транспортные средства, ценные бумаги, в том числе акции, а также доли участия, паи в уставных (складочных) капиталах организаций. Тем самым перечень подлежащих контролю объектов ограничивается в основном теми видами имущества, принадлежность к которым может быть документально установлена и подтверждена (публичные регистры (ЕГРП, Единый государственный реестр прав на воздушные суда, реестр судов (Государственный судовой реестр, реестр маломерных судов), регистрационный учет автотранспортных средств, реестры владельцев ценных бумаг)).

Презумпция публичной достоверности сведений о принадлежащем чиновнику и его семье имуществу соответствует упрощенному порядку контроля имущественного положения. Однако это не должно исключать возможности учета выявленных в процессе контроля имущественного положения фактов обладания и приобретения чиновником дорогостоящих вещей при условии разработки порядка и условий такого учета. Сегодня же становящиеся достоянием широкой общественности сведения о затратах чиновников и их семей на оплату дорогостоящих услуг, приобретение предметов роскоши, в том числе предметов домашнего интерьера, искусства и культуры (художественные картины, скульптура и т.д.), драгоценных украшений, стоимость которых зачастую превышает размер декларируемого семейного бюджета, могут стать основанием лишь для принятия иных антикоррупционных мер.

3. Процедура контроля имущественного положения

должностных лиц

Общая цель и принципы действия рассматриваемого механизма, общие правовые последствия выявления с его использованием коррупционных нарушений предопределяют наличие общего, независимо от категории контролируемого должностного лица, порядка осуществления антикоррупционного контроля.

Законодателем в этом направлении сделаны значительные шаги: закреплены порядок и сроки декларирования, порядок реализации принципов контроля, в том числе публичного доступа к представленным сведениям, установлена система органов (структурных подразделений), осуществляющих функции профилактики коррупции, контроля достоверности сведений о доходах/расходах и т.д. Но говорить о полноте и ясности правовой процедуры контроля, а значит, и необходимой степени ее определенности пока не приходится. Одна из причин тому - бессистемность и фрагментарность соответствующего законодательного материала.

Это отчетливо проявляется уже при анализе федерального законодательства. Законы о противодействии коррупции и о контроле расходов не только не сводят воедино процесс контроля, но и формируют впечатление разрозненности его составляющих - контроля доходов и расходов - как различных, мало сводимых между собой видов контроля. При этом одновременно положения Закона о контроле расходов об основаниях осуществления контроля расходов приобрели универсальное значение и выступают сегодня основаниями для проверки сведений как о расходах, так и доходах должностного лица.

В отсутствие полного и четкого законодательного регулирования необоснованно большую роль в правовой регламентации контрольных процедур приобрели указы Президента России: для федеральных государственных должностей, должностей федеральной государственной службы они составляют подзаконную основу регулирования, для остальных контролируемых должностей - имеют значение "модельных актов". Принимаемые на их основе многочисленные нормативные правовые акты, количество которых соответствует количеству категорий контролируемых субъектов, содержат положения дублирующего характера.

Эффективный контроль невозможен и без систематизации законодательства "по уровням власти". Закрепленное за субъектами Федерации и муниципальными образованиями право самостоятельного закрепления порядка осуществления контроля имущественного положения не столь необходимо. Процедура контроля по своей сути требует не разнообразия, а универсальности, четкости и строгой формализованности. Оттого и принимаемые по данному вопросу региональные и местные нормативные правовые акты дублируют положения законов и указов президента о порядке контроля различных категорий должностных лиц, не проявляя нормотворческого разнообразия. Существующие же в этих актах "особенности" или "отличия" сомнительны с точки зрения своей обоснованности. Сложно, к примеру, объяснить причину различного решения субъектами Федерации и муниципалитетами вопроса о сроках декларирования доходов/расходов лиц, замещающих государственные должности субъектов Федерации и муниципальные должности.

Отдельного решения требует проблема преодоления необоснованного разрыва в регулировании порядка осуществления контроля должностных лиц государственного и муниципального уровня.

Неважно, вызвано ли это стремлением обеспечить конституционно-обусловленную самостоятельность местного самоуправления либо недостаточным вниманием (попросту игнорированием) к проблемам организации муниципальной власти, но отсутствие в федеральном законе положений о специальном порядке принятия решений о проверке сведений о доходах/расходах муниципальных депутатов, о прекращении полномочий муниципального депутата в случае непредставления либо представления им недостоверных сведений не создает необходимых гарантий депутатской деятельности.

Законодательного решения требуют и отдельные вопросы, обусловленные спецификой формирования структуры органов муниципальных образований. Один из них - порядок осуществления контроля имущественного положения депутатов представительных органов муниципальных районов, формируемых на началах косвенного представительства (из глав поселений и из депутатов представительных органов поселений). На наш взгляд, депутаты, входящие одновременно в состав представительного органа поселения и муниципального района, должны представлять сведения только в поселение, т.е. в то муниципальное образование, жители которого данного депутата избрали на муниципальных выборах. Представленные ими сведения о доходах/расходах размещаются в сети Интернет, т.е. становятся доступными для ознакомления и инициирования проверки как жителями поселения и муниципального района, так и уполномоченными ими органами и должностными лицами.

Впрочем, в ряде случаев неудовлетворительным оказывается и содержание законодательных решений. В частности, закрепленное Законом о контроле расходов (ч. 3 ст. 5) право главы субъекта Российской Федерации принимать решение об осуществлении контроля расходов муниципальных должностных лиц противоречит не только принципу организационной самостоятельности местного самоуправления (а если точнее, вносит свою лепту в его окончательное разрушение), но и законодательной логике. Согласно последней право принятия решения о контроле расходов предоставляется руководителю того органа, в котором контролируемое должностное лицо замещает должность, либо лицу, кем оно на должность назначалось. Глава субъекта Федерации может выступать лишь субъектом внешнего контроля, обладая правом (по частичной аналогии с внешним контролем со стороны президента России) принятия решения о проверке сведений о доходах/расходах любого из муниципальных должностных лиц.

Заложенная в законодательство и требующая дальнейшего развития тенденция универсализации процедуры контроля сочетается с иной, также заслуживающей безусловной поддержки, тенденцией учета особенностей правового положения отдельных категорий должностных лиц.

Так, правовой статус депутатов законодательных (представительных) органов публичной власти привел к закреплению в законе отдельных особенностей контроля их имущественного положения: коллегиальный порядок принятия решения о проверке сведений, формируемый из депутатов состав комиссий по контролю достоверности сведений, коллегиальный - на заседании представительного органа - порядок принятия решения о привлечении депутата к ответственности за нарушение требований порядка декларирования.

Особенности привлечения судей к дисциплинарной ответственности, выступающие гарантией их независимости, распространены и на порядок применения к ним дисциплинарного взыскания за коррупционные нарушения.

В то же время начатый процесс специализации контрольных процедур требует дальнейшего развития и углубления. Специального регулирования требует порядок контроля лиц, замещающих государственные и муниципальные должности на выборных началах, и прежде всего - выборных высших должностных лиц. Особой парламентской процедуры требует контроль имущественного положения Президента России. Специального порядка - в законодательном (представительном) органе субъекта Федерации либо муниципального образования - требует и порядок принятия решений о проверке сведений о доходах/расходах высшего должностного лица субъекта Федерации, главы муниципального образования соответственно.

4. Ответственность за коррупционные нарушения, выявленные

в результате контроля имущественного положения

должностных лиц

Современное законодательство о противодействии коррупции отражает тенденцию закрепления специальных мер ответственности за коррупционные нарушения, что отчетливо прослеживается и при выявлении таких нарушений в результате контроля имущественного положения должностных лиц. Однако ни одна из этих мер не получила исчерпывающего правового регулирования.

Сказанное прежде всего касается такой меры ответственности, как увольнение (освобождение от должности, прекращение полномочий) должностного лица в связи с утратой доверия в случае непредставления сведений, представления неполных либо недостоверных сведений о доходах/расходах.

Коррупционное нарушение, кем бы и в каком объеме оно ни совершалось, неизбежно влечет утрату доверия общества к функционирующей системе публичной власти, подрыву ее легитимности. В условиях процветающей коррупции неизбежны и утрата доверия общества к закону, возникновение сомнений в способности закона обеспечить правопорядок в обществе, создать правовые условия для воплощения в жизнь начала личности. Подрыв доверия к самой возможности реализации принципа равенства правовых возможностей влечет для одной - меньшей - части общества, не готовой жить "по коррупционным правилам", апатию и отстранение от участия в общественной жизни (в надежде "на лучшие времена"), для другой его - большей - части это ведет к "признанию" ("принятию"), сначала, возможно, и вынужденному жизненными обстоятельствами, этих "правил". Общество постепенно погружается в состояние "круговой поруки", не допускающей даже мысли о "лучших временах". Неотвратимость привлечения к ответственности лица, дискредитировавшего публичную власть совершением коррупционного деяния, вплоть до его отстранения от замещаемой должности в связи с утратой доверия, становится важнейшим способом предотвращения коллапса системы публичной власти и погружения общества в состояние глубочайшего кризиса.

Однако полностью воплотить принцип неотвратимости наказания за совершение коррупционного правонарушения законодателю не удалось. В первую очередь это касается ответственности отдельных высших должностных лиц государственной и муниципальной власти. Так, невозможным сегодня оказывается привлечение к юридической ответственности главы государства в случае непредставления, а главное - представления им неполных либо недостоверных сведений об имущественном положении, позволяющих сомневаться в его "коррупционной чистоте". Отсутствует и прямой ответ на вопрос о возможности привлечения к ответственности главы субъекта Федерации за указанные коррупционные нарушения. Предусмотренное законом право отрешения его от должности Президентом России в связи с утратой доверия Президента России в случае выявления фактов коррупции оказывается для этого недостаточным: и непредставление сведений (представление неполных либо недостоверных сведений), и выявленное несоответствие расходов доходам лишь презюмируют коррупционное происхождение доходов главы субъекта Федерации. Привлечение к ответственности главы муниципального образования (удаление его в отставку) в случае неисполнения им обязанностей, установленных законодательством о противодействии коррупции, в том числе порядка декларирования доходов/расходов, является правом, а не обязанностью представительного органа муниципального образования.

Довольно сложно решается вопрос и об ответственности депутатов законодательных (представительных) органов публичной власти. Сама возможность применения к ним за коррупционные нарушения меры ответственности в виде досрочного прекращения полномочий была закреплена лишь в 2015 г. <10>. В настоящее время основанием для прекращения полномочий является лишь непредставление либо несвоевременное представление сведений о доходах/расходах. Правовые последствия представления неполных или заведомо недостоверных сведений о доходах/расходах законом не установлены.

--------------------------------

<10> Федеральный закон от 3 ноября 2015 г. N 303-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" // СЗ РФ. 2015. N 45. Ст. 6204.

До 2015 г. прекращение полномочий депутата как мера ответственности за коррупционные нарушения предусматривалась в отношении муниципальных депутатов, осуществляющих свою деятельность на постоянной основе.

Можно назвать различные, в том числе политические, причины неполного воплощения принципа неотвратимости наказания за коррупционные нарушения. Но сама возможность политического усмотрения оказывается возможной в том числе по причине неопределенности правовой природы ответственности за нарушение порядка декларирования доходов/расходов.

Если в отношении лиц, замещающих должности государственной и муниципальной службы, дисциплинарная природа ответственности за совершение коррупционных нарушений, в том числе непредставление, представление неполных или недостоверных сведений, бесспорна, то исключительно дисциплинарная природа ответственности лиц, замещающих - прежде всего на выборных началах - государственные и муниципальные должности, напротив, сомнительна. Это косвенно подтверждает и отсутствие в Законе о противодействии коррупции такой меры ответственности, как прекращение полномочий за коррупционные нарушения при закреплении мер по увольнению, освобождению от должности, применяемых к государственным и муниципальным служащим, лицам, работающим по трудовому договору, лицам, назначаемым на государственную и муниципальную должность.

В зависимости от взгляда на вопрос о соотношении конституционно-правовой и муниципально-правовой ответственности, о перечне субъектов конституционно-правовой ответственности, а также об основаниях ее применения вполне допустимо утверждать, что как минимум в отношении лиц, замещающих - в том числе на выборных началах - государственные и муниципальные должности, данная мера ответственности носит конституционно-правовой (муниципально-правовой) характер. Несоблюдение лицом, замещающим государственную или муниципальную должность, порядка декларирования доходов/расходов является нарушением внутренних правил организации деятельности в государственном или муниципальном органе, что дает основания говорить о совершении с его стороны дисциплинарного проступка. Но в силу особой роли и, соответственно, особого правового статуса должностного лица нарушение им указанных правил влечет за собой негативные правовые последствия для функционирования не только соответствующего органа, но и всей системы публичной власти, что дает основание для признания конституционно-правового (муниципально-правового) характера их ответственности.

Признание конституционно-правового (муниципально-правового) характера ответственности лиц, замещающих - в том числе на выборных началах - государственные и муниципальные должности, открывает возможности для полноценной разработки порядка их привлечения к ответственности за коррупционные нарушения с использованием конституционно-правового (муниципально-правового) инструментария.

Довольно сложным для воплощения оказался и законодательный принцип безальтернативности (за исключением судей) меры ответственности за нарушение порядка декларирования доходов/расходов (непредставление, представление заведомо неполных либо недостоверных сведений). Такая безальтернативность, предполагающая безусловное отстранение лица от должности в связи с утратой доверия и тем самым выражающая отношение государства к коррупции, оказывается не всегда оправданной. Она не позволяет учесть весьма разнообразные обстоятельства, в том числе характер коррупционного правонарушения, его тяжесть, обстоятельства, при которых оно совершено, и т.д. Необходимость учета этих обстоятельств, кстати, закреплена и в отдельных актах специального законодательства (например, Закон о государственной службе, Закон о муниципальной службе). Но, каким образом учитывать эти обстоятельства без права выбора меры ответственности, остается до сих пор неясным.

Правоприменительная практика в таких условиях складывается различно. В одних случаях органы публичной власти и организации применяют - в нарушение закона - к лицам, нарушившим порядок декларирования доходов/расходов, более мягкие меры ответственности: замечание, выговор, предупреждение о неполном должностном соответствии. В других случаях они неукоснительно следуют букве закона, что не исключает использования безальтернативности санкции в целях "избавления" от неугодного должностного лица.

Как верно отмечает С.Е. Чаннов, коррупционные правонарушения неоднородны и могут быть разделены в зависимости от того, являются ли они напрямую проявлениями случаев коррупции, либо способствуют их совершению или сокрытию. Правонарушения, связанные с нарушением порядка декларирования доходов/расходов, являются коррупциогенными, т.е. такими, которые могут способствовать проявлению коррупции и сокрытию фактов коррупции. Непредставление, несвоевременное, неполное, недостоверное представление сведений о доходах/расходах может быть вызвано как причинами, не имеющими коррупционных предпосылок, так и желанием сокрыть коррупционные доходы.

Сохраняя принцип неотвратимости наказания за коррупционные правонарушения, С.Е. Чаннов справедливо предлагает рассматривать как малозначительные отдельные проступки, не связанные реально с совершением коррупционных действий, при наличии смягчающих обстоятельств. К должностному лицу вместо увольнения могут быть применены иные, более мягкие, дисциплинарные взыскания <11>.

--------------------------------

<11> См.: Чаннов С.Е. Может ли коррупционный проступок быть малозначительным? // Актуальные проблемы российского права. 2014. N 10.

Наряду с задачей совершенствования механизма ответственности за нарушение порядка декларирования доходов/расходов (непредставление, представление заведомо неполных либо недостоверных сведений) перед законодателем стоит более острая проблема закрепления меры и механизма ответственности за выявление факта превышения расходов должностного лица и членов его семьи над их декларированными доходами. Введение в российское законодательство меры по обращению в доход государства имущества, приобретенного на доходы, законность происхождения которых должностное лицо не смогло разумно обосновать, этой проблемы не разрешает.

Эта мера, введенная одновременно с контролем расходов должностных лиц и членов их семей, стала альтернативной предложенной ст. 20 Конвенции ООН против коррупции 2003 г. мере уголовно-правовой ответственности за незаконное обогащение. Признание незаконного обогащения уголовно наказуемым деянием оказалось для Российской Федерации проблематичным. По широко распространенному убеждению основанные на презумпции виновности должностного лица конвенционные положения противоречат закрепленной в ст. 49 Конституции России презумпции невиновности.

Презумпция невиновности не является преградой для введения уголовно-правового института незаконного обогащения <12>. Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации <13>, запреты и ограничения, обусловленные специфическим статусом лица, пожелавшего реализовать конституционное право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию, не могут рассматриваться как неправомерное ограничение его конституционных прав <14>.

--------------------------------

<12> См. также: Дамаскин О.В., Волков А.Н. Актуальные вопросы законодательного обеспечения ответственности государственных служащих за незаконное обогащение // Современное право. 2012. N 4. С. 37 - 38; Синельщиков Ю.П. Пути реализации ст. 20 Конвенции ООН против коррупции в российском законодательстве и прокурорской практике // Законность. 2014. N 2.

<13> Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 30 сентября 2004 г. N 299-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Жириновского Владимира Вольфовича на нарушение его конституционных прав положениями пункта 2 статьи 43 и пункта 8 статьи 52 Федерального закона "О выборах Президента Российской Федерации" // Вестник Конституционного Суда РФ. 2005. N 1; Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 20 марта 2007 г. N 169-О-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб гражданина Нечаева Владимира Михайловича на нарушение его конституционных прав положениями статей 3 и 13 Закона Российской Федерации "О статусе судей в Российской Федерации", статей 19 и 21 Федерального закона "Об органах судейского сообщества в Российской Федерации" [Электронный ресурс] // СПС "КонсультантПлюс". Документ опубликован не был.

<14> Специалисты в области уголовного права предлагают различные варианты имплементации положений конвенции в российское уголовное законодательство без нарушения презумпции невиновности. В.Н. Борков, например, предлагая снять с проверяемого должностного лица бремя обоснования легитимности его активов и исходить из негативного характера признака "незаконность", доказывает отсутствие законных оснований для значительного увеличения активов должностного лица над официальными доходами. См.: Борков В. Проблемы криминализации коррупционного обогащения в России // Уголовное право. 2007. N 2.

Гораздо более весомыми причинами отказа в криминализации незаконного обогащения являются причины общественно-политического характера. Коррупция в России ужасает сегодня не только и даже не столько размерами коррупционных доходов, сколько количеством вовлеченных в нее лиц. Закрепление мер уголовной ответственности за незаконное обогащение в России при условии их эффективного применения, т.е. дошедшего до каждого коррупционера, ставит огромную часть общества перед реальной угрозой уголовной ответственности. Причем коррупционное поведение большинства из них объясняется не горячей поддержкой социальной системы, основанной на коррупции, а отсутствием реальной альтернативы достойной жизни (не только в материальном смысле) и условий реализации своих способностей вне социальной системы как таковой. Еще более безрадостным, чрезвычайно опасным, но наиболее вероятным для России является иной вариант - закрепление мер уголовной ответственности за незаконное обогащение с ее последующим избирательным применением. Правоохранительным органам, уровень доверия общества к которым является катастрофически низким, вручаются широчайшие полномочия, способные погрузить в состояние постоянного страха и угрозы применения уголовного наказания всю систему публичной службы (в широком смысле этого слова, охватывающем всех лиц, осуществляющих государственные и муниципальные функции).

Закрепление меры по обращению в собственность государства незаконных доходов, как входящей в состав гражданско-правового института неосновательного обогащения (реализуемой в порядке гражданско-процессуального законодательства), могло бы расцениваться как реальный выход из создавшегося затруднительного положения. Но это не так. Способствуя в определенной степени повышению эффективности борьбы с коррупцией, эта мера не может стать действительной альтернативой криминализации незаконного обогащения.

Во-первых, обращение в доход государства предположительно незаконных доходов не соответствует целям гражданско-правового института неосновательного обогащения.

Функциональное назначение кондикционных обязательств состоит в обеспечении восстановления имущественных потерь потерпевшего приобретателем, обогатившимся в результате необоснованного приобретения имущества потерпевшего или сбережения своего имущества за счет потерпевшего. Основная же цель изъятия в собственность государства коррупционных доходов заключается не в восстановлении справедливого перераспределения имущества, а в пресечении коррупционного поведения, действий по "торговле государственным авторитетом" и недопущении дальнейшего распространения в обществе коррупционной модели поведения. Компенсационная цель имеет здесь дополнительное значение.

К тому же изъятие предположительно незаконных доходов в пользу государства в принципе не способно обеспечить достижение компенсационной цели в полном объеме. В доход государства изымается имущество в размере превышения расходов над доходами должностного лица и его семьи, полученными за три предыдущих года. Все остальное имущество, в том числе и то, которое могло быть приобретено на коррупционные доходы, сохраняется в собственности должностного лица и членов его семьи.

Во-вторых, "безразличие" к виновности приобретателя, как ключевая характеристика гражданско-правового института неосновательного обогащения, предназначено не для "вывода" лиц, предположительно виновных в совершении правонарушения, от привлечения к ответственности, а для обеспечения большей справедливости в гражданско-правовых отношениях, создания условий для более полного действия принципа возмещения имущественного урона потерпевшего. Институт кондикции используется тогда, когда меры гражданско-правовой ответственности не обеспечивают полного восстановления имущественной сферы потерпевшего либо неприменимы вовсе (отсутствие вины приобретателя обогащения). Применяемый в субсидиарном порядке к деликтным обязательствам институт неосновательного обогащения оставляет вопрос о применении мер гражданско-правовой ответственности для отдельного решения.

Избрание же законодателем меры по изъятию предположительно коррупционных доходов в собственность государства объясняется не отсутствием или недостаточностью иных вариантов возмещения имущественного ущерба, да и вовсе не поиском такого варианта, а отказом от использования мер уголовной ответственности за незаконное обогащение.

Наконец, в-третьих, положение государства в качестве потерпевшего ставит вопрос об основаниях права государства требовать неосновательно приобретенного от должностного лица <15>. Поскольку отношения между государством и должностным лицом очевидно не являются гражданско-правовыми, то и основания для кондикции лежат за пределами гражданско-правовой сферы. Каким образом в этом случае нарушение, возникшее из не гражданско-правовых отношений, влечет возникновение кондикционного - гражданско-правового - обязательства, не являющегося к тому же мерой гражданско-правовой ответственности, в качестве основной меры, применяемой к должностному лицу - коррупционеру?

--------------------------------

<15> Данное обстоятельство становится очевидным в сравнении с действовавшими в советском законодательстве нормами. В частности, ст. 147 ГК РСФСР 1922 г. допускала изъятие в доход государства полученного сторонами по незаконной сделке на основании норм о неосновательном обогащении; ст. 473 ГК РСФСР 1964 г. допускала изъятие государством имущества, приобретенного за счет действий, заведомо противных интересам социалистического государства и общества, если оно не подлежит конфискации. Как видим, государство выступало здесь не потерпевшим, т.е. лицом, из чьего обладания имущество незаконно выбыло, а лицом, призванным защитить основы социалистического правопорядка. Речь здесь шла не о кондикционных обязательствах, а об отказе в кондикции имущества, приобретенного в результате антисоциальных действий.

Использование гражданско-правового института неосновательного обогащения если и возможно, то в качестве субсидиарной меры, используемой в случае невозможности (а не принципиального отсутствия в законодательстве) применения основных мер уголовной (как минимум административной) ответственности либо недостижения с их использованием цели - дополнительной - восстановления имущественного положения государства.

Иными словами, альтернативная уголовно-правовой ответственности мера по изъятию в доход государства предположительно коррупционных доходов не соответствует ни целям и условиям применения гражданско-правового института неосновательного обогащения, ни целям противодействия коррупции. Ее применение (в том числе в совокупности с дисциплинарной ответственностью за представление недостоверных сведений о доходах и расходах) не влечет для чиновника тех неблагоприятных последствий, претерпевая которые он осознает степень своей вины перед обществом. Потеряв часть - не всегда существенную - дохода, нажитого противоправным путем, бывший чиновник сохраняет за собой возможность дальнейшей материально обеспеченной, не исключено - и более беззаботной, жизни. Не создает она и столь необходимых для современного российского общества стимулов для некоррупционного поведения. А это лишь означает, что российскому обществу придется - рано или поздно, но неизбежно - решать вопрос о криминализации незаконного обогащения, если оно действительно ставит перед собой цель искоренения коррупции как крайне негативного явления, разрушающего общество изнутри. Однако делать это необходимо с большой осторожностью и постепенно. В этом контексте предложенная законодателем гражданско-правовая мера по изъятию незаконного обогащения в доход государства может выполнить первичную функцию создания условий для такого перехода. При этом криминализация возможна только при условии повышения доверия общества к правоохранительным органам, а также предоставления широких и реальных возможностей для активного функционирования институтов гражданского общества в антикоррупционной сфере.

Как видно из изложенного, для того чтобы антикоррупционный механизм контроля имущественного положения должностных лиц стал действенным инструментом противодействия коррупции, требуется проведение огромной работы. Не преувеличивая возможностей этого механизма и не превращая его в чудодейственное антикоррупционное средство, необходимо очертить реальные границы его применения (субъекты, объекты контроля). Не допуская необоснованных изъятий и преференций, необходимо создать четкую и универсальную - насколько это предопределено содержанием контроля - процедуру его осуществления при одновременном учете особенностей правового статуса отдельных должностных лиц (выборные должности, судьи). Не превращая механизм контроля в инструмент расправы с неугодными чиновниками, в репрессивный инструмент устрашения общества, необходимо дальнейшее совершенствование механизма ответственности, обеспечивающего неотвратимость и действенность специальных мер ответственности должностных лиц за коррупционные нарушения.

Однако ни одна из этих "необходимостей" не способна достичь искомой цели без обращения к самому человеку, к наличествующей у него воли противостоять соблазну личного обогащения за счет публичного интереса, к осознаваемой им тесной взаимосвязи личного и общественного (публичного), при которой разложение и деградация одного неизбежно ведут к разложению и деградации другого. Воспитание такого человека, способного к достойному осуществлению публичных полномочий, "уважающего себя, а значит, и уважающего гражданина в себе" - дело личных усилий каждого в процессе личностного самоутверждения. Но немалую роль здесь играет и государственная власть, политика которой влияет не только на крепость, но и на здоровое основание собственного достоинства личности и ощущения ее сопричастности к общим делам ("чувства государственной сопринадлежности"). Как заметил И.А. Ильин, "политический режим, не взращивающий в народе чувство собственного достоинства, обречен на то, чтобы разложиться однажды от торжества частной корысти над общим интересом и пошлости над духом" <16>. Насколько осознает государство (в лице политически-властной элиты) эту опасность, создает ли и какими средствами условия для формирования целостной личности - это тема для другого, более сложного разговора. Но без этого разговора любой антикоррупционный механизм, сколь бы совершенен он ни был, окажется беспомощным в борьбе с коррупцией.

--------------------------------

<16> Ильин И.А. О сущности правосознания // Теория права и государства. М., 2014. С. 472.

Литература

1. Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. N 273-ФЗ "О противодействии коррупции" // СЗ РФ. 2008. N 52 (ч. 1). Ст. 6228.

2. Федеральный закон от 3 декабря 2012 г. N 230-ФЗ "О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам" // СЗ РФ. 2012. N 50 (ч. 4). Ст. 6953.

3. Указ Президента Российской Федерации от 18 мая 2009 г. N 557 "Об утверждении Перечня должностей федеральной государственной службы, при замещении которых федеральные государственные служащие обязаны представлять сведения о своих доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера, а также сведения о доходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера своих супруги (супруга) и несовершеннолетних детей" // СЗ РФ. 2009. N 21. Ст. 2542.

4. Постановление Правительства Российской Федерации от 22 июля 2013 г. N 613 "О представлении гражданами, претендующими на замещение должностей в организациях, созданных для выполнения задач, поставленных перед Правительством Российской Федерации, и работниками, замещающими должности в этих организациях, сведений о доходах, расходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера, проверке достоверности и полноты представляемых сведений и соблюдения работниками требований к служебному поведению" // СЗ РФ. 2013. N 30 (ч. II). Ст. 4121.

5. Борков В. Проблемы криминализации коррупционного обогащения в России // Уголовное право. 2007. N 2.

6. Дамаскин О.В., Волков А.Н. Актуальные вопросы законодательного обеспечения ответственности государственных служащих за незаконное обогащение // Современное право. 2012. N 4.

7. Ильин И.А. О сущности правосознания // Теория права и государства. М., 2014.

8. Синельщиков Ю.П. Пути реализации ст. 20 Конвенции ООН против коррупции в российском законодательстве и прокурорской практике // Законность. 2014. N 2.

9. Чаннов С.Е. Может ли коррупционный проступок быть малозначительным? // Актуальные проблемы российского права. 2014. N 10.